Трудные ученики в школе.

Ушел из школы один мои ученик. Назовем его Виктор Потапов. Когда такие уходят, в школе слышен вздох облегчения, повышается процент в отчетных бумагах, легко живется классному руководителю. Одно только "но" есть во всем этом: Витя Потапов, "педагогически упущенный" мальчик, который теперь работает, вечерами выпивает с новыми друзьями и при встрече с бывшими одноклассниками говорит, что он дурак, что бросил школу.
Кто примет на себя этот брак?
Мы часто говорим: "Разве мы мало работаем? Разве мы мало делаем, чтобы увидеть своих учеников настоящими людьми?"
Все верно. И все же мы должны признаться, что эти Вити, Володи и Пети - наш брак и наш грех, потому что нам с вами не на кого надеяться и не на кого переложить свои обязанности.
Но вернемся к моему Вите. В начале учебного года я попросила ребят из его класса записать, чем они занимались в течение недели, что читали, о чем думали, одним словом, домашнее сочинение на свободную тему. Эти сочинения дали мне представление о круге интересов ребят, об их привязанностях, порадовали меня и как учителя, и просто по-человечески. И вдруг среди этих работ я прочитала: "Мои раздумья. 7 дней. Сочинение Виктора Потапова". Я привожу это сочинение полностью.
"23 сентября, понедельник. Я сижу на диване, и в голову приходят разные мысли. Скука... Летом хоть на пляж сходишь, а сейчас...
24 сентября, вторник. Я дома. Сейчас вечер. Чем бы заняться? Тоска!
25 сентября, среда. Весь день льет дождь. От скуки читаю Гоголя. Ну и народ был раньше! Малограмотный!
26 сентября, четверг. Первый день в моей неделе, когда я был занят. Ездил за подарком соседу. У него день рождения.
27 сентября, пятница. Писать не о чем.
28 сентября, суббота. Писать не о чем.
29 сентября, " воскресенье. Встал поздно. Вообще день прошел скучно. Ни о чем не думал и рано лег спать".
Я понимала: все, что написано, - правда. Ведь можно было написать лихую работку, где каждый день переполнен событиями. Можно было выдумать мысли, которых не было ни в эту неделю, ни в какую другую. Таких случаев сколько угодно, многие выдумывают себе мысли и дни. Так что в этом смысле я была даже благодарна Вите Потапову. Тем более его сочинение ужаснуло меня: "Ни о чем не думал...", "От скуки читаю Гоголя...". Он понимал, что его работа не понравится, расстроит, рассердит. Я представил, как он писал. Пришел домой, взял тетрадь, подумал: "Опять задали какую-то ерунду". Потом, может быть, ему самому стало интересно вспомнить, что делал всю неделю, но вспоминать было нечего: и вчера, и позавчера было одно и то же. Школа, дом, уроки кое-как, и никаких интересных дел, никаких веселых - одна непроходящая скукотища. И так изо дня в день, понемногу это стало привычкой... Я думаю, ему не было стыдно подать мне такую работу. Двойкой его не удивишь. Привык. Шевельнулось ли в нем хоть какое-нибудь чувство, когда он положил мне на стол свое сочинение? Снова и снова читаю я его "раздумья" и понимаю горестно, что да, чувство было. Чувство полнейшего безразличия. Безразличия к тому, что я подумаю о нем, к оценке, к классу, к школе. Все решено - он учиться не будет. Надоело! Через неделю Витя из школы ушел. Когда же он стал "трудным"? Когда за выкрик с места его выгнали с урока? Когда за двойку по русскому языку не взяли в поход? Когда на сборе, посвященном космонавтам, он был только зрителем, а ему до смерти хотелось выступить? Когда ему сказали, что его исключат из пионеров, если он будет шуметь на уроке труда? Когда он понял, что его судьба всем безразлична? Когда он случайно услышал, что о нем говорили в учительской? Когда? Даже сам Витя, если бы вы задали ему эти вопросы, не сумел бы вспомнить, когда именно это случилось; ведь "трудным" становятся не в один день. "Трудные" дети, как правило, живут намного скучнее, чем "легкие". Их неохотно принимают в кружки, секции. И они озлобляются, уединяются, и жизнь школы, класса проходит где-то вне, их почти не касаясь. И они, чтобы хоть с кем-нибудь чувствовать себя на равных, ищут других "трудных". И находят. И тогда им начинает казаться, что сборы, вечера - это "глупость", а жизнь школы - "детский сад", а романтика  жизни и вовсе не привлекает, и галстук перекочевывает в карман как абсолютно ненужный атрибут. А между тем "трудные" в школе наперечет. Их знают в лицо, их обсуждают педсоветы, на них рисуют не дружеские дружеские шаржи. А может, не надо всего этого? Может, хватит ежедневно напоминать, что ты, мол, не такой. Как все? Нравоучение быстро приедается и очень озлобляет. Мы сами тоже его не переносим, а как часто им пользуемся! И уходят "трудные" от нас, от наших очень правильных, равнодушно-каменных слов. Вот так ушел и Витя Потапов. Ушел, запертый на все замки, разочарованный во всех и во всем, и в себе самом, потому что мы не объяснили ему, что в нем самом много хорошего. И не подняли его в собственных глазах. И вот в этом-то и есть наша вина. А может, стоило поговорить с ним по-хорошему, не рассердиться, когда этот разговор не получился, не отступаться от него, пока не будет хоть одной удачи. А могла ли быть удача? Тысячи примеров в практике каждого, кто работает с детьми, говорят "да". А если бы дать ему выучить хорошие стихи? Учил бы он их дома, потом бы его проверяли в классе, хвалили. И он бы ждал: вечер через три дня, через два... А может, его надо было научить играть в шахматы? В школе всегда есть шахматы. А может, в походе лучше его никто бы палатку поставить не сумел? И такой бы из него получился великий специалист, что и в сборную школы его включить не стыдно и отправить с командой на соревнования по туризму. И, может, не было бы тогда этого сочинения, и не ушел бы от нас Витя Потапов. Все эти "может" и не перечтешь.